«Между черным и белым»: мейджор

«Между черным и белым» исследует разные настроения и чувства в повседневной жизни. Он разделен на разные тональности, которые задают тон каждой конкретной пьесе. Он пытается уловить микроскопические истории жизни и увеличить масштаб, чтобы рассмотреть каждую деталь.

Сейчас поздний вечер. Мы сидим на одеяле для пикника в радужную полоску на Овале и слушаем легкий R&B Учиса. Мясная доска с острой салями, сыром и крендельками. Поздравительная открытка со вкусом хумуса, смоченная томатным соусом, две банки «Принглс», коробка красиво украшенных кексов, тарелки с крекерами «Ритц» и «Чиз-Ит» — все это разложено. Мой друг разрезает дыню пепино, из нее выливается желтоватая жидкость. Мимо нас пролетают тени стремительных бабочек, их нежные крылья трепещут в шквале цветов, торопливо гоняясь за невидимыми сокровищами в воздухе. Следуя по их траектории в небо, мой взгляд ловится на облаках, раскинувшихся в гротескных формах.

В отличие от дождя, облака в Калифорнии очень резкие, полные цели и направления. Они напоминают полосы света меча Юпитера, защищающие безмятежное лазурное небо, окрашенное мерцающим изумрудом. Среди фрагментированного солнечного света меньшие облака распадаются на части, уклоняясь от тонких лучей, которые танцуют до самой земли. Более крупные и беспокойные облака наполняют небо ропотом. Несмотря на попытки облаков укрыть меня от солнечного света, теплые солнечные лучи нежно царапают мое лицо, нежно касаясь моих ран своей горько-сладкой лаской. Я чувствую покалывающую боль.

Уже почти стемнело, и солнце грациозно опускается, описывая безупречную дугу. Каждая травинка тщательно ухожена, на ней не осталось ни пылинки. Для меня все это кажется слишком формальным. Залитый сияющим солнечным светом, здесь нет места даже намеку на дымку. Ясность солнца рассеивает все ужасное и двусмысленное. Пальмы отбрасывают свои тени, поднимая бокал за усердный солнечный свет. В этот момент я чувствую, что могу доверить все свое тело и душу солнцу, беззаботным объятиям. Я предпочитаю искренность тщательности, порядок тирании, вечность бессмертию. Оранжевый солнечный свет волнами ниспадает на землю. Мне хочется аккуратно вырезать кружевными ножницами образ фрагмент за фрагментом, чтобы сохранить этот момент в глубине памяти.

Устав от света, я смотрю вниз, ища утешения в тенях, мелькающих по земле. Там, под лучистым солнцем, резвятся и играют наши тени. Они прыгают и кружатся, гоняясь за мимолетным счастьем; они скользят сквозь золотое полотно солнечного света, им не мешают сомнения или страх, их смех эхом разносится по воздуху, как симфония свободы, в то время как мы остаемся укорененными в своей тоске.

Смех моих друзей возвращает меня в настоящее. Я беру мороженое из корзины для пикника. Мне нравится ложкой складывать мороженое в снеговиков, в рассеянности я осторожно его черпаю, слизывая языком белую сладость; жажду согреть его, только чтобы растопить его своим теплом. О, мороженое, упрямое, как ребенок, играющее в причудливую игру в прятки, вечно ускользающее от нашего понимания. Даже холод возвращается в энергию, когда его потребляют.

Ложась на одеяло для пикника, я чувствую это — настойчивость заходящего солнца, смешанная с остатками затянувшейся утренней росы, как будто ведущая меня к холодному, яркому завтра.